Что же произошло? Отчасти мы ответили на этот вопрос в статье «Время расставания»: «...Наступает новое время для страны, для школы, для учителей и учеников. И в этом времени нет места для газеты Симона Соловейчика. …Она явилась на свет на волне веры в то, что историю можно направить, свершить, уйдя от советского опыта тотальной директивности; разумным, мирным словом можно изменить школу и учителя, опереться на лучшее в каждом — на человеческое в человеке. …Постепенно сокращались гражданские свободы, пока школу все больше и больше загоняли в нечеловеческие условия, мы старались быть «вопреки», отказываясь признать то, что по уму и сердцу невозможно признать.
Но сегодня мы, те, кто делает газету «Первое сентября», уже не можем оставаться в рамках прежнего издания; не можем, как раньше, выпускать «Детный мир», «Школьное дело», «Политику образования», «Идеи. Судьбы. Времена».
К великому несчастью, от нас, как нам кажется, сегодня требуется то, что противоречит самому духу газеты: признать, что худшее в человеке взяло верх.
Другие издания, которые не связаны так близко со школой и детьми, могут позволить себе такую метаморфозу. Продолжать выходить как будто ничего не случилось. Мы — не можем… Сегодня на календаре совсем другое первое сентября совсем другого года.
Итоги минувшего двадцатилетия — в нашем последнем, 1629-м номере, который выйдет 30 июня».
Все, что я могу добавить от себя, это то, что коллектив принял такое решение единогласно. Сомнений не было ни у кого. Я помню, как в 92-м коллегам-журналистам проект Соловейчика казался странной затеей. На первой странице — стенограммы? И не со съезда депутатов или заседаний министерства, а из школьного двора или пригородной электрички? Новостей не будет, а будет философическая полоса с текстами «из глубины души»? Из четырех страниц в газете для учителя — только одна про школу? Матвеевская «Учительская» боролась, сражалась, эта — не собирается? Да и что за название такое — «Первое сентября»? Нет уж, увольте… несерьезно.
Соловейчик переживал. Переживал и то, как мы делаем газету. То есть как мы не умеем ее делать, хотя стараемся изо всех сил. Сам он работал сутки напролет: писал, редактировал, придумывал заголовки, находил авторов, забрасывал новыми идеями… Думаю, время от времени отчаивался.
18 октября 1996 года его не стало. «Мы будем делать газету Соловейчика» — так заканчивался текст в том, первом без него, номере. Это была не фраза — клятва. Мы словно присягали на верность… Газета — это поступок, осуществляющий себя во времени. А иначе и начинать не стоило, так он считал. Нашего первого ответственного секретаря он уволил из-за одной только «успокаивающей» фразы: «Да что вы так расстраиваетесь из-за статьи, это же газета: сегодня эту напечатали, завтра другую…»
Соловейчик ждал от нас абсолютной серьезности, абсолютной строгости и требовательности в отношении к делу. Но не говорил об этом никогда. Потому что знал: все эти качества рождаются только в пространстве свободы. Внутренней свободы каждого из нас. А газета была лишь способом выражения этой свободы, ее пульсом.
Он и относился к газете как к живой. Наделенной характером, избирательной, своенравной, талантливой. И хотел, чтобы мы чувствовали ее именно так: прислушивались, чего она желает, не мешали намерениями, помогали расти.
Он не учил, он создавал. И это было самое главное. Создавал атмосферу, поднимал уровень разговора, задавал стиль общения — очень естественно, как бы само собой. И это чувствовали не только мы, но и читатели. Он создавал газету как прекрасную школу. Школу внутренней свободы. Школу своей мечты… «Свобода — как жизнь, — написал он в одной из своих колонок 1996 года, — она постоянно требует поддерживающей энергии… Это все не абстрактные рассуждения, а вполне конкретные — на тему, на злобу дня… Мы читаем газеты, мы видим людей, стремящихся к власти, они понятны — мы видим, как они опасны для свободы. И мы обязаны делать все возможное, чтобы они не пришли к власти».
Мы делали газету вместе с ним 4 года. Без него — 18 лет…
«Иногда возникает ощущение, что наш организм свободу не принимает, происходит отталкивание, и оттепель, имевшая начало, может получить и свой конец… И опять у нас будет лучшая в мире литература, не то что на этом бездуховном Западе, который ничегошеньки в делах свободы не понимает. Не понимает главного, открытого в России: истинное наслаждение свободой — в потере свободы. Уже готовимся…»
Худшие предчувствия сбылись. Люди, стремившиеся к власти, получили ее. А страна потеряла свободу. Не сегодня это началось, но сегодня стало реальностью. Все эти годы свобода уходила из общества, из школы, из образования.
При молчаливом попустительстве, равнодушии, под вздохи сожаления: «А куда деваться — такова жизнь…» Очевидность не требует вздохов и слов.
Слова — на какой-то промежуток — не решают больше ничего. Очевидность требует поступков. И если человек может жить, сохраняя достоинство, и во времена потяжелее нынешних, то для газеты Симона Соловейчика эта ситуация патовая. Мы не можем молчать и должны писать о вещах и событиях, которые к педагогике и школе впрямую не относятся. Но и не имеем права менять суть газеты, превращать ее в действующую сторону конфронтации, которая сегодня незримо раскалывает семьи и дружбы, заставляет каждого на свой страх и риск решать, кто он и с кем…
«Первое сентября» перестает выходить. Думаем, Соловейчик бы нас понял…
Елена Бирюкова, НГ
Оригинал публикации
«Первое сентября». О том, почему издания больше не будет
Раздел: СМИ | Просмотры: 27517 | Комментарии: 7