Русское общество после реформ 1860-х гг. и особенно после реформ П.А. Столыпина имело внушительную тенденцию к росту самоорганизации. Захватившим власть большевикам понадобилось немало усилий, чтобы не просто искоренить эту тенденцию, но и практически тотально разрушить все социальные структуры «проклятого прошлого».

Компартия совершенно логично начала наступление на общество с запрета всех политических организаций, способных организовать и возглавить народное сопротивление.

Ещё в Гражданскую вне закона оказались все «буржуазные» партии. Затем пришла очередь левых. В 1921 г. репрессии обрушились на анархистов. В 1922 – 1923 гг. были разгромлены эсеры, по итогам выборов в Учредительное собрание 1918 г. – самая популярная партия в России. В 1931 г. прошёл последний крупный показательный процесс над меньшевиками.

В 20-30-х гг. продолжалось систематическое изничтожение русской интеллигенции, которую пока ещё не удалось окончательно поставить на колени и которая пыталась оппонировать новой власти в духе протестов либеральной общественности накануне революции 1905 года.

В мае того же года на 1-м Всероссийском геологическом съезде была принята следующая резолюция:

«Русские ученые остро чувствуют гражданское бесправие, в котором пребывает сейчас весь народ, и полагают, что уже наступило время для обеспечения в стране элементарных прав человека и гражданина, без чего никакая общеполезная работа и научная, прежде всего, не может протекать нормально».

Но длань красного самодержавия оказались куда тяжелей, чем у самодержавия романовского.

Постановление Политбюро «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» от 8 июня 1922 г. гласило, что отныне «ни один съезд или всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и проч.) не может созываться без соответствующего на то разрешения НКВД РСФСР.

Местные съезды или совещания спецов разрешаются губисполкомами с предварительным запросом заключения местных отделов ГПУ (губотделов)». ГПУ предписывалось «произвести… перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ.

Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации».

ВЦСПС было предложено «не допускать образования и функционирования союзов спецов помимо общепрофессиональных объединений, а существующие секции спецов при профсоюзах взять на особый учет и под особое наблюдение. Уставы для секций спецов должны быть пересмотрены при участии ГПУ. Разрешение на образование секций спецов при профобъединениях могут быть даны ВЦСПС только по соглашению с ГПУ».

23 ноября ГПУ издало циркуляр своим органам по работе в вузах с тем, чтобы на каждого профессора и политически активного студента составлялась личная картотека, формуляр, куда бы систематически заносился осведомительский материал.

В августе-сентябре 1922 г. на пресловутых «философских пароходах» были высланы за границу более ста выдающихся русских интеллектуалов.

В конце 20-х – начале 30-х гг. практически одновременно произошёл разгром едва ли не всех видов интеллигенции – инженеров («Шахтинское дело», «дело Промпартии»), экономистов («дело Трудовой крестьянской партии»), гуманитариев («Академическое дело», «дело славистов») и офицеров (операция «Весна» -- репрессировано не менее 10 тыс. человек).

Одновременно производились масштабные кампании по «очистке» от «социально-опасных» интеллигентов Москвы, Ленинграда и других крупных городов.

7 мая 1929 г. шеф ГПУ Г.Г. Ягода инструктировал своих ближайших подручных: «Злостная агитация в Москве принимает довольно большие размеры... Необходимо ударить по всей этой публике... Необходимо провести широкие аресты злостных агитаторов, антисемитов, высылая их в Сибирь... Даже с семьями, особенно, если это "бывшие” люди».

Молодым людям «буржуазного» происхождения и сомнительного образа мысли был фактически закрыт доступ в советские вузы.

Историк С.С. Дмитриев записал в дневнике 1951 г.:

«До чего все же низведено у нас чувство собственного достоинства и самостоятельности в ученых людях… Что уж вспоминать о Чернышевском. Такие смельчаки вывелись навсегда при нашей жизни».

Прежде гордая, вольнолюбивая русская интеллигенция превратилась просто в одну из групп государственных служащих.

Сам фундамент её старорежимной автономии был разрушен – в СССР с начала 30-х не осталось никаких частных периодических изданий, издательств и учебных заведений.

Ещё более жестокому погрому поверглась Церковь. К 1939 г. были закрыты все монастыри; из 37 тыс. действовавших в 1930 г. приходских храмов официально действовали только 8032 (на самом деле, гораздо меньше, ибо при многих из них не было священников), например, на всю Тамбовскую епархию – 2 из 110; из 163 епископов продолжали служить только четверо.

Тем более потрясает мужество тех верующих, которые пытались сопротивляться насильственной дехристианизации.

Например, в спецсобщении НКВД от 13 октября 1938 г. говорится о том, как жители села Черная Заводь Ярославской области числом 300-400 человек помешали снятию колоколов в своём храме, при том, что даже местный батюшка призывал их «пойти навстречу государству и добровольно сдать колокола».

Несмотря на то, что в 1921 г. мятежная деревня была буквально потоплена в крови, большевики вынуждены были пойти ей на серьёзные уступки.
...
Так что столыпинская реформа всё же не осталась без последствий, хотя частная собственность на землю была официально отменена.

Большевики серьёзно опасались социальной самоорганизации крестьянства – сводки ОГПУ 1926 – 1928 гг. переполнены тревожными сообщениями об «агитации за крестьянские союзы» в самых разных сельских районах страны: «Крестьянский союз является наиболее распространенным и наиболее популярным лозунгом антисоветской агитации и встречает отклик почти во всех слоях деревни».

«Крестьяне, поощряемые кулаками, ... могут потребовать от нас свободу организации "крестьянского союза”... Но тогда нам пришлось бы объявить свободу политических партий и заложить основы для буржуазной демократии», -- рисовал пугающую для ВКП(б) перспективу Сталин на партийном пленуме 1928 г.

Движение это было задавлено в самом зародыше. Коллективизация уничтожила или распылила крестьянскую элиту – т.н. «кулаков», именно они и члены их семей составили большинство из почти миллиона погибших (в том числе 20 тыс. расстрелянных по приговорам трибунала ОГПУ) и 2,5 млн высланных.

Компартия ликвидировала / поставила под свой контроль не только общественные структуры «старого порядка», но и те формы низовой самоорганизации, которые возникли / развились в ходе всех трёх русских революций начала XX в.
...
Любые новые, естественно возникающие «снизу» общности тут же разрушались или «возглавлялись».

Подобное беспрецедентное – даже для русской истории – давление на общество объясняется прежде всего тем, что «советская» власть не была народной, популярной властью.

История СССР, как минимум, до 1941 г. – это в том числе и история противостояния коммунистического режима и русского большинства, которое этот режим своим не считало и потому воспринималось руководством компартии как «единая реакционная масса», в борьбе с которой все средства хороши.

«Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно или даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки (самые надёжные) дорисовывают эту картину» -- писала в 1920 г. З.Н. Гиппиус.

Можно, конечно, не доверять свидетельству ярой противницы «красной тирании», но ведь и сам Ленин «отмечал, что большевики подобны меньшинству оккупантов в завоёванной стране и соответственно ведут себя» (А. Грациози).

АПН
Оригинал публикации