Кризис пока не стал для России окном возможностей – наоборот, на фоне экономического спада власти перешли к антиреформам. Об этом рассказали на вчерашнем заседании экономического клуба компании ФБК социологи и экономисты.
«Падение цен на нефть и необходимость снижения внешнего долга из-за санкций могут дать мощный импульс реформам в России», – написал накануне в британской газете Daily Telegraph директор инвесткомпании BCS Global Markets Йосси Даян. Но российские эксперты пока наблюдают совершенно иные процессы.
Человеческий капитал – вот сегодня главное препятствие на пути экономического развития страны, без здорового и образованного населения трудно что-либо модернизировать, говорит замдиректора Института мировой экономики и международных отношений РАН Евгений Гонтмахер. Самое логичное и самое правильное, что можно делать во время кризиса, – «спасать человека», ведь это вопрос выживания страны и режима. Но именно этого сейчас и не происходит, утверждают российские эксперты.
Явный признак деградации человеческого капитала – это рост бедности, которая измеряется в РФ самым примитивным образом – сравнением доходов с директивно назначенным прожиточным минимумом. По итогам 2015-го уровень бедности в России достиг 13,4%, страна вернулась в кризисный 2008 год.
«Задача покончить с бедностью была поставлена президентским указом еще в 2003 году. Затем власти уточнили, что преодоление бедности – это ее снижение до уровня 10–12% от общей численности населения», – напоминает директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев. Прошло 13 лет – бедность не побеждена. Сначала она действительно снижалась. В 2012–2013 годах показатель бедности задержался ниже 11%, но затем рост возобновился.
В прошлом году главным фактором растущей бедности было падение зарплат. А в этом году возникли риски бедности среди пенсионеров из-за отмены полноценной индексации, сообщила Татьяна Малева, директор Института социального анализа и прогнозирования.
«Бедность одними деньгами не измеришь», – говорит Малева. Монетарный подход, увязывающий бедность с доходами, устарел. Сегодня мир ориентируется на многокритериальный подход, учитывающий доступ населения к здравоохранению, образованию, социальной защите.
«Можно иметь средний доход выше прожиточного минимума, но что толку, если вы не имеете гарантированного доступа к элементарным социальным услугам, если дети не могут пойти в школу, получить стоматологическую помощь? Еще пример: человек получает 20 тыс. руб. в месяц, но 15 тыс. отдает за съем квартиры. Он нищий», – рассказывает Малева. А если взять более адекватное – то есть многокритериальное – определение бедности, то в разряд бедных попадут уже от 20 до 30% россиян.
В правительстве надеются, что переход к адресному принципу социальной помощи повысит ее эффективность. Однако, по словам Малевой, в правительстве понимают адресность по-разному. В финансовом блоке под адресностью понимают сокращение числа получателей нынешних пособий. А в социальном блоке надеются повысить размер пособий за счет сокращения числа нуждающихся. «Есть такое понимание адресности: из числа получателей социальной помощи надо исключить тех, кто реально не является бедным и социально уязвимым, включить тех, кто ранее оказался за чертой этой программы, и после такой оптимизации повысить размер помощи, – говорит Малева. – В Минфине другое понимание – вы нам сэкономьте деньги, и мы потом заберем их в бюджет. То есть это просто попытка сократить дефицит бюджета». И во втором случае бедную семью сначала проверят на нуждаемость, а потом, если признают ее бедной, назначат ей фактически то же самое пособие, что и раньше.
Евгений Гонтмахер добавляет, что поиск среди социально уязвимых граждан более бедных и более богатых может привести к различным манипуляциям.
Например, тревожная ситуация с инвалидами. Как говорит Гонтмахер, поступает информация об «отказах в переосвидетельствовании инвалидности»: «Конечно, тут надо разбираться в причинах в каждом конкретном случае. Но, судя по тем данным, которые уже собраны общественными организациями, как будто есть установка, что бюджету надо существенно ограничить количество инвалидов».
Сейчас, в условиях кризиса, в стране происходят не реформы, а антиреформы – откат некоторых решений, принятых в начале нулевых годов. Малева привела два примера. Первый пример – «латентная пенсионная контрреформа»: «Если мы не индексируем пенсии, все больше людей по реальному уровню пенсий будут опускаться ниже прожиточного минимума пенсионера, и тогда по действующему законодательству всем одинаково будут доплачивать до этого минимума. Тем самым мы делаем шкалу пенсий плоской, исчезнет дифференциация, одинаковое пособие будут получать люди с разным стажем и заработком. Это отказ от страхового характера пенсионной системы». Гонтмахер подтверждает: «Через пять–семь лет у нас будет плоская пенсия. Более двух третей работников смогут рассчитывать только на прожиточный минимум. А тем немногим, кто прилично зарабатывает, предложат схему накоплений в частных фондах».
Плоская пенсия опасна тем, что она полностью дестимулирует работников повышать производительность труда и оставаться в официальном секторе, ведь пенсия в этом случае не будет зависеть ни от стажа, ни от зарплаты. Прямое следствие пенсионной уравниловки – переток рабочей силы в тень и снижение экономической активности.
Второй пример, который привела Малева, – «открытая миграционная контрреформа»: «Теперь миграцией занимаются не гражданские институты, которые регулируют трудовые отношения мигрантов и государства, а МВД, орган, занимающийся правонарушениями». Миграционный вопрос переходит из экономической плоскости в ведение силовиков.
С точки зрения безопасности такой переход логичен. Но с точки зрения экономики эта новация вызывает вопросы.
НГ
Оригинал публикации
Кризис стимулирует не модернизацию, а деградацию
Раздел: Экономика | Просмотры: 12896 | Комментарии: 18