Сначала о сути Дня Победы и его официозном изводе, в том числе о мифе 28 панфиловцев, за развенчание которого теперь снимают с должностей: «Неоспоримо, священно право павших в войне за родину на память, на почести… Правда, и в этом во всем немалая примесь «воспитательной политики», государственного соображения по руководству настроениями «масс»… вроде организованной на днях могилы неизвестного солдата – не дай бог ему оказаться… солдатом известным – лишние хлопоты, подобно тому как совершенно некстати 5 и 6 из 28 [панфиловцев] оказались живыми». А дальше о том, что сегодня полностью и даже с остервенением исключается из национальной памяти и рефлексии по ее поводу: «Такой же памяти… заслуживают, несомненно, и те, что погибли в канун войны и во время войны не на войне, а в тюрьмах, лагерях, застенках безумного режима».
Полвека прошло с этой дневниковой записи. Не изменилось вообще ничего. Или возродилось в обстоятельствах, приближенных в идеологическом и политтехнологическом смысле к брежневским. Тогда легитимация режима напрямую была связана с памятью о войне – причем официозной, с сокрытием множества неприятных деталей, и сегодня тоже режим питается соками прошлого. Мощнейшее доказательство действия «эффекта колеи» в коллективном сознании огромной нации. В то время, правда, была еще парочка скреп вроде покорения космоса и романтизирования 1920-х годов (дух той эпохи воспроизводили Фидель и его Куба). Наше время пародирует советские скрепы. Но опять же едва ли Никита Хрущев стал бы лично участвовать в ручном управлении по запуску ракет с космодрома, как это сделал Владимир Путин, тщившийся стать наследником достижений СССР.
Окончательная приватизация нынешней российской властью Победы и удивительное пропагандистское превращение всех новых войн, включая сирийскую кампанию в прямое продолжение Великой Отечественной, вместо консолидации нации раскололи ее.
Причем меньшинство, которое вовсе не против памяти о великой войне, но против истерии, официоза, опошления и схематизации войны, маркирования «своих» георгиевскими ленточками, отказа от критического осмысления исторических событий, фактически исключается из числа граждан.
Если ты не взял георгиевскую ленточку, которую тебе навязывают на футбольном матче, а твой ребенок не поучаствовал в акции «Бессмертный полк» в школе – ты отщепенец, не гражданин. Все, к чему прикасается рука государства, немедленно обретает императивно-морализаторский оттенок и служит идентификации человека в системе координат «свой-чужой». А чужакам в этой политической системе не место. Думающим – например, о ГУЛАГе, не место – на них нападают, даже если они дети, как это было во время школьного конкурса «Мемориала» и объявляют «национал-предателями».
В нашей гибридной политической рамке эти элементы предписаний, почти обязательных к исполнению моральных кодексов, подкрепленных иной раз кодексом уголовным, взяты напрокат даже не из авторитарных систем, а из тоталитарных. В этой модели моральное оказываются аморальным, герои России – антигероями, и наоборот. Произошло раскаяние нации – раскаяние в покаянии тридцатилетней давности, айфоны, как выяснилось, мирно уживаются со сталинизмом самого примитивного пошиба, супермаркеты – с архаизацией сознания.
Великую Отечественную используют. В том числе для широкой распродажи несуществующих угроз, укрепляющей авторитет командующего осажденной крепостью и расширяющей кормовую базу силовых и спецслужбистских элит.
Современное российское общество – это общество заранее оскорбленных и заведомо атакуемых. Нас атаковали в 1941-м – и теперь атакуют. Нас атакуют – мы защищаемся и ведем справедливые войны. Эти войны триумфальны, безжертвенны, облагорожены и стерилизованы телевизором, похожи на компьютерную игру с большим запасом жизней. На этой войне нельзя пасть смертью храбрых, хотя можно поехать на нее туристом (современная война, по выражению Кристофера Коукера из Лондонской школы экономики, — это нередко «продолжение туризма иными средствами»).
Именем Победы можно делать все, что угодно, хоть оппозицию подавлять, хоть «национал-предателей» разыскивать, хоть Крым присоединять, хоть в Сирию заходить, хоть сражаться с «бандеровцами». Церемония, а не реальные успехи, становится ритуальным способом «сплочения» нации. Кто не сплотился в ходе коллективных ритуалов – тот внутренний враг.
Победный официоз – это готовые ответы при отсутствии вопросов. Это триумф упрощения, отказ от понимания сложности истории. Отказ от представлений о войне как о трагедии - тема жертв, причем неоправданных, тема расточительности сталинской власти, не считавшей солдат и обесценившей их жизни, исчезают из разговора. Упрощение сложного – это и способ скопом оправдать режимы – одновременно сталинский и сегодняшний. Разделить нацию на правых и неправых, моральных и аморальных, повязав «правильное» население одной георгиевской ленточкой.
Маркетизировав войну и превратив ее в моду.
В России все гибридное – война в Донбассе и Сирии, сама политическая система, а теперь еще и празднование Дня Победы: священную память поставили на службу одной, но пламенной задаче – сохранению власти этих лидеров и этих элит на как можно более длительный срок, власти, прикрывшейся «Бессмертным полком», как морально безукоризненным щитом. От чего она, правда, выглядит еще более аморально.
Центр Карнеги
Оригинал публикации
Щит из «Бессмертного полка» как моральная оборона власти
Раздел: Политика | Просмотры: 11466 | Комментарии: 29